"Лучший способ скрыть правду — это сказать её в шутку"(с)
elpervushina.livejournal.com/101546.html
Елена Первушина
Научную фантастику придумала женщина. Первый научно-фантастический роман написала англичанка Мэри Годвин Шелли. Ее отцом был писатель Уильям Годвин ― автора трактата «Рассуждение о политической справедливости», утопического проекта построения общества независимых работников, продукты труда которых распределяются между всеми по потребностям. Ее матерью была Мэри Уоллстоункрафт ― автор «Защиты прав женщины», одна из первых феминисток.
Таким образом, научная фантастика оказалась дочерью социального реформаторства и эмансипации. Можем ли мы сказать, что это ― дурная наследственность? И вообще оказала ли личность Мэри Шелли влияние на фантастику вообще и женскую фантастику в частности? Или автор «Франкенштейна» лишь приоткрыла дверь в новый жанр ― дверь, за которой оказался сад разбегающихся тропинок?
ОЧЕНЬ МНОГО БУКОВОК
Дочь писателя
Своей матери Мэри Годвин Шелли не знала ― Мэри Уоллстоункрафт умерла через три дня после рождения дочери. Знакомство состоялось позже, когда Мэри прочла эссе и романы матери, проникнутые идеями феминизма. Отец же был ее первым учителем и воспитателем.
В общем и целом Годвин был любящим и понимающим отцом. В письме к Уильяму Бекстеру, пригласившему Мэри провести несколько месяцев в его доме в Шотландии, он отзывается о своей дочери так: «У нее на редкость смелый, порой даже деспотичный деятельный ум. Ей свойственна большая жажда знаний и проявляемое ею во всем, за что она принимается, упорство поистине неодолимо. Я нахожу, что моя дочь необычайно хороша собой <...> Я нахожу, что в ней нисколько нет того, что повсеместно называют пороками, и что она одарена значительным талантом».
Однако практически тут же он переходит от похвал к предостережениям: «И все же? думая о том, какие неудобства Вам причинит, возможно, это устроенное мной посещение, я ощущаю трепет. <...> В моем предыдущем письме я выражал желание, чтобы к первым двум, а то и трем неделям ее визита Вы отнеслись как к испытанию сил, которое покажет, удобно ли Вам принимать ее, или, вернее, выражаясь искренно и беспристрастно, насколько свойственные ей привычки и понятия мешают Вашим близким (что было бы очень неуместно) жить так, как они привыкли <...> Вы понимаете, надеюсь, что я пишу это отнюдь не с тем, чтобы она была окружена каким-то исключительным вниманием или чтобы кто-нибудь из Ваших близких хоть в малой степени стеснял себя из-за нее. Я очень бы желал, чтоб (в этом смысле) она росла философом и даже циником. Это придаст и силу, и еще большее достоинство ее характеру».
Наверное, не следует слишком серьезно относиться к этим словам. В первую очередь они продиктованы простой вежливостью. И все же в последних фразах проглядывает некая педагогическая система. Годвин без большого удивления воспринимает первые проблески таланта собственной дочери. Однако он полагает, что талант не дает ей никаких особых прав и, больше того, накладывает на нее обязанность быть чрезвычайно осторожной и тактичной с окружающими, не причиняя им неудобств своим «деспотичным умом» и «неодолимым упорством». Позже эта система даст весьма неожиданный результат.
Краткая история Франкенштейна
Шестнадцати лет от роду Мэри Годвин встречает в доме своего отца двадцатидвухлетнего поэта Перси Биши Шелли. Через несколько месяцев Мэри и Шелли убегают из дома Годвина и направляются во Францию, оттуда ― в Швейцарию и Германию, а затем возвращаются в Лондон. Вступить в законный брак они не могут ― Шелли женат, и жена не дает ему развод. Перси и Мэри то путешествуют по Европе, то возвращаются в Англию, то бедствуют и скрываются от кредиторов, то чудом поправляют свои финансы. В мае 1816 года Мэри и Шелли снова уезжают в Швейцарию, где на Женевском озере встречаются с Байроном. Они катаются на лодке, любуются горами, Байрон пишет «Чайльд-Гарольда», а Шелли ― поэму «Монблан». Но погода портится, зарядили дожди, и компания решает, что каждый должен сочинить страшную повесть, чтобы развлечь публику.
Поначалу у Мэри ничего не получается.
«Я решила сочинить повесть и потягаться с теми рассказами, которые подсказали нам нашу затею, ― писала она впоследствии. ― Такую повесть, которая обращалась бы к нашим тайным страхам и вызывала нервную дрожь; такую, чтобы читатель боялся оглянуться назад; чтобы у него стыла кровь в жилах и громко стучало сердце. Если мне это не удастся, мой страшный рассказ не будет заслуживать своего названия. Я старалась что-то придумать, но тщетно. Я ощущала то полнейшее бессилие — худшую муку сочинителей, — когда усердно призываешь музу, а в ответ не слышишь ни звука».
Но вот ей приснился страшный сон, воображение заработало, и на свет появился будущий любимец кинорежиссеров ― гениальный ученый Виктор Франкенштейн ― рука об руку с чудовищным монстром, сшитым из мертвых человеческих тел и оживленным при помощи «гальванизации».
«Франкенштейн» и мировая культура
Вероятно, Уильям Годвин был немало удивлен, прочитав первое произведение дочери. И он, и Мэри Уоллстонкрафт всю жизнь сражались на стороне разума и науки против человеческого невежества, предрассудков и мракобесия. Но Мэри Годвин Шелли со свойственным ей «неодолимым упорством» предала проклятию логику и страсть к познанию природы и провозгласила бесконечную важность отношений между людьми, чувств и безудержной фантазии. В романе Мэри Шелли нет ничего от реализма — она целиком и полностью в стане романтиков.
Действие романа начинается в Санкт-Петербурге. Англичанин мистер Уолтон прибывает сюда, чтобы организовать экспедицию к Северному полюсу. Он полагает, что в приполярных областях Солнце никогда не заходит, следовательно, если преодолеть пояс льдов, можно попасть в страну вечного лета, в «царство красоты и радости». Уолтон нанимает корабль и отправляется в опасное плавание. Попав в зону ледяных полей, путешественники видят странную картину: «Примерно в полумиле от нас мы увидели низкие сани, запряженные собаками и мчавшиеся к северу; в санях, управляя собаками, сидело существо подобное человеку, но гигантского роста. Мы следили в подзорные трубы за быстрым бегом саней, пока они не скрылись за ледяными холмами». Вскоре кораблю встречается дрейфующая льдина, и на ней моряки находят едва живого человека — ученого Виктора Франкенштейна, который тщетно пытается настичь странное существо.
Франкенштейн рассказывает Уолтону свою историю. Оказывается, «существо» или точнее «the daemon» — творение его рук. Франкенштейн, стремясь постичь тайну зарождения жизни, сшил его из частей мертвых тел и оживил. Однако тут же работа ему опротивела, и, когда ночью «демон» сбежал, Франкенштейн почувствовал лишь облегчение.
Между тем «демон» поселился в лесу и постепенно начал изучать и постигать мир, в котором он волею Франкенштейна оказался. Вначале он учился у животных добывать пищу, скрываться, искать убежище от непогоды. Затем, осмелев, стал скрытно приближаться к человеческим жилищам. Наблюдая за жизнью людей, он освоил разговорный язык и даже научился читать, а затем попытался подружиться с людьми. Но они разбегались в ужасе — так он был огромен и безобразен. Осознав себя отверженным, «демон» опечалился и решил отомстить своему создателю. Случайно встретив младшего брата Франкенштейна, «демон» задушил его. Встретив Франкенштейна в горах, «демон» требует, чтобы тот сотворил для него подругу и покончил с невыносимым одиночеством варварского существования. «Демон» очень красноречив, и поначалу Франкенштейн соглашается. Однако позже он воображает себе, как парочка гигантских чудовищ поселится где-нибудь в джунглях Амазонки, начнет размножаться, и через несколько веков раса безобразных гигантов уничтожит человечество. Узнав, что его надеждам не суждено сбыться, «демон» окончательно разбушевался и убил лучшего друга и невесту Франкенштейна. Франкенштейн бросается за ним в погоню, они пересекают Европу, Сибирь и теряются на просторах Полярной шапки, где Франкенштейн и встречает Уолтона.
Впервые «Франкенштейн» был опубликован анонимно в 1818 году, затем ― в 1831 году уже под именем автора, причем в предисловии к роману Мэри Шелли рассказала об истории его создания.
Роман стал классикой, выдержал множество переизданий и давно переведен на все европейские языки. Еще при жизни Мэри была осуществлена постановка «Франкенштейна» на лондонской сцене. Позже Франкенштейн и его «демон» сделались героями многочисленных театральных постановок, кинофильмов, телесериалов и книг.
Почему же повесть, написанная жарким летом на женевском озере ради развлечения небольшой компании, оказала столь значительное влияние на европейскую культуру?
«Франкенштейн» и фантастика
Существует определение: «Фантастика — это жанр литературы, который описывает поведение обычных людей в фантастических обстоятельствах».
Если попытаться применить это определение к роману Мэри Шелли, то быстро выяснится, что «Франкенштейн» хромает на обе ноги.
Характеры, описанные юной Мэри, никак нельзя назвать обычными и даже реалистичными. Напротив, это, в лучших романтических традициях, лишь силуэты, закрашенные черной или белой краской. Виктор Франкенштейн то одержим манией познания и не задумывается о последствиях своих опытов, то, напротив, впадает в глубочайшее раскаяние, столь же однотонное и однообразное, как и мгновенно угасшая страсть к науке. Его друг Анри — любитель гуманитарных наук и молодой человек, приятный во всех отношениях, ― не имеет каких-либо живых черточек, придающих ему индивидуальность. Элизабет ― невеста Виктора, вечная женственность — добрая, милая, терпеливая и также практически лишенная индивидуальности. Пожалуй, единственный живой персонаж в повести — это сам «демон», несправедливо обиженное существо, мечтающее о ласке и сочувствии, но встречающее лишь омерзение и ужас. Эдакий «зверь лесной, чудо морское», не нашедший аленького цветочка. С «демоном» происходит метаморфоза, характерная, скорее, для жанра фэнтези, чем для научной фантастики, — когда сказочный персонаж появляется в реальном мире, он «обрастает» психологией и превращается из магического создания в человека «интересной судьбы» и сложного характера.
Что касается научной фантастики, то с ней в романе дело обстоит совсем плохо. Хотя Мэри начинала работу, вдохновленная рассказами об изысканиях натуралиста Эразма Дарвина (не путать с Чарлзом!), она, по всей видимости, даже не ознакомилась с естественнонаучной основой своих фантазий и не попыталась напрячь воображение, чтобы придумать хоть сколь-нибудь убедительное описание лаборатории и труда ученого. Абзацы, в которых Шелли пытается описать работу Виктора над созданием «демона» и его подруги, выглядят, мягко говоря, беспомощными.
«Я собирал кости в склепах; я кощунственной рукой вторгался в сокровеннейшие уголки человеческого тела. С мучительным волнением я собрал все необходимое, чтобы зажечь жизнь в бесчувственном создании, лежавшем у моих ног. Был час пополуночи; дождь уныло стучал в оконное стекло; свеча почти догорела; и вот при ее неверном свете я увидел, как открылись тусклые желтью глаза; существо начало дышать и судорожно подергиваться <...> , дрожа от гнева, разорвал на куски предмет, над которым трудился...» Вот и вся наука!
Возможно, более интересны с точки зрения фантастики главы, в которых «демон» пытается постичь человеческий язык, а затем культуру, социальные и политические законы, управляющие обществом. С точки зрения современного человека легко представить «демона» неким инопланетянином, который, скрываясь от глаз землян, изучает их поведение и надеется в будущем заслужить их дружбу и получить от них помощь. И все же автор сплошь и рядом приходит на помощь своему чудовищу, делая его необыкновенно сообразительным и памятливым. Однако эти главы романа, кажется, совершенно ускользнули от внимания кинематографистов. Никого не волнуют интеллектуальные упражнения Голема, его дело — душить маленьких мальчиков и блондинок.
Может быть, самое интересное место в романе — последние страницы, когда несчастный Виктор Франкенштейн уже закончил свой рассказ и мы возвращаемся на маленькое судно, затертое во льдах. На судне назревает бунт. Матросы отказываются продолжать самоубийственное путешествие и требуют от капитана, чтобы он при первой возможности повернул домой. Капитан и сам измучен донельзя, разуверился в мечтах и готов отступить. И тут Франкенштейн, только что каявшийся в своей пагубной страсти к науке и предостерегавший капитана от излишнего любопытства, внезапно обращается к восставшим матросам с такой речью: «Чего вы хотите? Чего вы требуете от вашего капитана? Неужели вас так легко отвратить от цели? Разве вы не называли эту экспедицию славной? А почему славной? Не потому, что путь ее обещал быть тихим и безбурным, как в южных морях, а именно потому, что он полон опасностей и страхов; потому что тут на каждом шагу вы должны испытывать свою стойкость и проявлять мужество; потому что здесь вас подстерегают опасности и смерть, а вы должны глядеть им в лицо и побеждать их. Вот почему это — славное и почетное предприятие. Вам предстояло завоевать славу благодетелей людского рода, ваши имена повторяли бы с благоговением, как имена смельчаков, не убоявшихся смерти ради чести и пользы человечества. А вы при первых признаках опасности, при первом же суровом испытании для вашего мужества отступаете и готовы прослыть за людей, у которых не хватило духу выносить стужу в опасности, — бедняги замерзли и захотели домой, к теплым очагам. К чему были тогда все сборы, к чему было забираться так далеко и подводить своего капитана? — проще было сразу признать себя трусами. Вам нужна твердость настоящих мужчин и даже больше того: стойкость и неколебимость утесов. Этот лед не так прочен, как могут быть ваши сердца, он тает; он не устоит перед вами, если вы так решите. Не возвращайтесь к вашим близким с клеймом позора. Возвращайтесь как герои, которые сражались и победили и не привыкли поворачиваться к врагу спиной».
Кажется, это ― единственный раз, когда насквозь схематичный Франкенштейн обретает жизнь и живой голос. И, возможно, это голос самого автора. Мэри могла сколько угодно осуждать «человеческие попытки подражать несравненным творениям Создателя», но ее талант, «смелый деятельный ум», жажда знаний и «неодолимое упорство» подсказали ей другое.
Конец романа трагичен. Франкенштейн умирает от истощения, и пробравшийся на корабль «демон» оплакивает его и себя.
«Никогда и ни в ком мне не найти сочувствия. Когда я впервые стал искать его, то ради того, чтобы разделить с другими любовь к добродетели, чувства любви и преданности, переполнявшие все мое существо. Теперь, когда добро стало для меня призраком, когда любовь и счастье обернулись ненавистью и горьким отчаянием, к чему мне искать сочувствия? Мне суждено страдать в одиночестве, покуда я жив; а когда умру, все будут клясть самую память обо мне. Когда-то я тешил себя мечтами о добродетели, о славе и счастье. Когда-то я тщетно надеялся встретить людей, которые простят мне мой внешний вид и полюбят за те добрые чувства, какие я проявлял. Я лелеял высокие помыслы о чести и самоотверженности. Теперь преступления низвели меня ниже худшего из зверей. Нет на свете вины, нет злобы, нет мук, которые могли бы сравниться с моими. Вспоминая страшный список моих злодеяний, я не могу поверить, что я — то самое существо, которое так восторженно поклонялось Красоте и Добру. Однако это так; падший ангел становится злобным дьяволом. Но даже враг Бога и людей в своем падении имел друзей и спутников, и только я одинок».
Мне кажется, здесь мы снова слышим голос Мэри Шелли. Отец старался сделать ее «философом и даже циником», приучал пристально следить за тем, чтобы «свойственные ей понятия и привычки» не нарушили спокойствия окружающих. И одновременно Мэри постоянно чувствовала в себе и в своем муже присутствие таланта, дара, некой могучей силы, которая являлась, не спрашивая, и без всякого сострадания разрушала налаженную жизнь, заставляла страдать родных и друзей ― и все это ради поклонения «Красоте и Добру». Ведь недаром имя «демон», которым Мэри Шелли нарекла несчастное создание Виктора Франкенштейна, означает не только духа зла, но и воплощение человеческого дарования и судьбы, каким был, к примеру, знаменитый «демон Сократа».
Но поскольку демон на сей раз пришел к женщине, его явление было поистине страшным. Вероятно, Мэри Шелли воспринимала свой талант как нечто огромное, неудобное, неуместное в светских гостиных, в которых проводили жизнь англичанки XIX века. И таким образом «Франкенштейн» действительно стал воплощением тайных страхов автора, его попыткой оправдаться и мольбой о прощении. Она сама была чудовищной аномалией, скрывающейся от людей под маской очаровательной леди. Она была женщиной-фантастом. Первой женщиной-фантастом. И ни на кого не похожей.
Елена Первушина
ВИКТОРИАНСКОЕ ЧУДОВИЩЕ, ИЛИ НАУЧНУЮ ФАНТАСТИКУ ПРИДУМАЛА ЖЕНЩИНА
Научную фантастику придумала женщина. Первый научно-фантастический роман написала англичанка Мэри Годвин Шелли. Ее отцом был писатель Уильям Годвин ― автора трактата «Рассуждение о политической справедливости», утопического проекта построения общества независимых работников, продукты труда которых распределяются между всеми по потребностям. Ее матерью была Мэри Уоллстоункрафт ― автор «Защиты прав женщины», одна из первых феминисток.
Таким образом, научная фантастика оказалась дочерью социального реформаторства и эмансипации. Можем ли мы сказать, что это ― дурная наследственность? И вообще оказала ли личность Мэри Шелли влияние на фантастику вообще и женскую фантастику в частности? Или автор «Франкенштейна» лишь приоткрыла дверь в новый жанр ― дверь, за которой оказался сад разбегающихся тропинок?
ОЧЕНЬ МНОГО БУКОВОК
Дочь писателя
Своей матери Мэри Годвин Шелли не знала ― Мэри Уоллстоункрафт умерла через три дня после рождения дочери. Знакомство состоялось позже, когда Мэри прочла эссе и романы матери, проникнутые идеями феминизма. Отец же был ее первым учителем и воспитателем.
В общем и целом Годвин был любящим и понимающим отцом. В письме к Уильяму Бекстеру, пригласившему Мэри провести несколько месяцев в его доме в Шотландии, он отзывается о своей дочери так: «У нее на редкость смелый, порой даже деспотичный деятельный ум. Ей свойственна большая жажда знаний и проявляемое ею во всем, за что она принимается, упорство поистине неодолимо. Я нахожу, что моя дочь необычайно хороша собой <...> Я нахожу, что в ней нисколько нет того, что повсеместно называют пороками, и что она одарена значительным талантом».
Однако практически тут же он переходит от похвал к предостережениям: «И все же? думая о том, какие неудобства Вам причинит, возможно, это устроенное мной посещение, я ощущаю трепет. <...> В моем предыдущем письме я выражал желание, чтобы к первым двум, а то и трем неделям ее визита Вы отнеслись как к испытанию сил, которое покажет, удобно ли Вам принимать ее, или, вернее, выражаясь искренно и беспристрастно, насколько свойственные ей привычки и понятия мешают Вашим близким (что было бы очень неуместно) жить так, как они привыкли <...> Вы понимаете, надеюсь, что я пишу это отнюдь не с тем, чтобы она была окружена каким-то исключительным вниманием или чтобы кто-нибудь из Ваших близких хоть в малой степени стеснял себя из-за нее. Я очень бы желал, чтоб (в этом смысле) она росла философом и даже циником. Это придаст и силу, и еще большее достоинство ее характеру».
Наверное, не следует слишком серьезно относиться к этим словам. В первую очередь они продиктованы простой вежливостью. И все же в последних фразах проглядывает некая педагогическая система. Годвин без большого удивления воспринимает первые проблески таланта собственной дочери. Однако он полагает, что талант не дает ей никаких особых прав и, больше того, накладывает на нее обязанность быть чрезвычайно осторожной и тактичной с окружающими, не причиняя им неудобств своим «деспотичным умом» и «неодолимым упорством». Позже эта система даст весьма неожиданный результат.
Краткая история Франкенштейна
Шестнадцати лет от роду Мэри Годвин встречает в доме своего отца двадцатидвухлетнего поэта Перси Биши Шелли. Через несколько месяцев Мэри и Шелли убегают из дома Годвина и направляются во Францию, оттуда ― в Швейцарию и Германию, а затем возвращаются в Лондон. Вступить в законный брак они не могут ― Шелли женат, и жена не дает ему развод. Перси и Мэри то путешествуют по Европе, то возвращаются в Англию, то бедствуют и скрываются от кредиторов, то чудом поправляют свои финансы. В мае 1816 года Мэри и Шелли снова уезжают в Швейцарию, где на Женевском озере встречаются с Байроном. Они катаются на лодке, любуются горами, Байрон пишет «Чайльд-Гарольда», а Шелли ― поэму «Монблан». Но погода портится, зарядили дожди, и компания решает, что каждый должен сочинить страшную повесть, чтобы развлечь публику.
Поначалу у Мэри ничего не получается.
«Я решила сочинить повесть и потягаться с теми рассказами, которые подсказали нам нашу затею, ― писала она впоследствии. ― Такую повесть, которая обращалась бы к нашим тайным страхам и вызывала нервную дрожь; такую, чтобы читатель боялся оглянуться назад; чтобы у него стыла кровь в жилах и громко стучало сердце. Если мне это не удастся, мой страшный рассказ не будет заслуживать своего названия. Я старалась что-то придумать, но тщетно. Я ощущала то полнейшее бессилие — худшую муку сочинителей, — когда усердно призываешь музу, а в ответ не слышишь ни звука».
Но вот ей приснился страшный сон, воображение заработало, и на свет появился будущий любимец кинорежиссеров ― гениальный ученый Виктор Франкенштейн ― рука об руку с чудовищным монстром, сшитым из мертвых человеческих тел и оживленным при помощи «гальванизации».
«Франкенштейн» и мировая культура
Вероятно, Уильям Годвин был немало удивлен, прочитав первое произведение дочери. И он, и Мэри Уоллстонкрафт всю жизнь сражались на стороне разума и науки против человеческого невежества, предрассудков и мракобесия. Но Мэри Годвин Шелли со свойственным ей «неодолимым упорством» предала проклятию логику и страсть к познанию природы и провозгласила бесконечную важность отношений между людьми, чувств и безудержной фантазии. В романе Мэри Шелли нет ничего от реализма — она целиком и полностью в стане романтиков.
Действие романа начинается в Санкт-Петербурге. Англичанин мистер Уолтон прибывает сюда, чтобы организовать экспедицию к Северному полюсу. Он полагает, что в приполярных областях Солнце никогда не заходит, следовательно, если преодолеть пояс льдов, можно попасть в страну вечного лета, в «царство красоты и радости». Уолтон нанимает корабль и отправляется в опасное плавание. Попав в зону ледяных полей, путешественники видят странную картину: «Примерно в полумиле от нас мы увидели низкие сани, запряженные собаками и мчавшиеся к северу; в санях, управляя собаками, сидело существо подобное человеку, но гигантского роста. Мы следили в подзорные трубы за быстрым бегом саней, пока они не скрылись за ледяными холмами». Вскоре кораблю встречается дрейфующая льдина, и на ней моряки находят едва живого человека — ученого Виктора Франкенштейна, который тщетно пытается настичь странное существо.
Франкенштейн рассказывает Уолтону свою историю. Оказывается, «существо» или точнее «the daemon» — творение его рук. Франкенштейн, стремясь постичь тайну зарождения жизни, сшил его из частей мертвых тел и оживил. Однако тут же работа ему опротивела, и, когда ночью «демон» сбежал, Франкенштейн почувствовал лишь облегчение.
Между тем «демон» поселился в лесу и постепенно начал изучать и постигать мир, в котором он волею Франкенштейна оказался. Вначале он учился у животных добывать пищу, скрываться, искать убежище от непогоды. Затем, осмелев, стал скрытно приближаться к человеческим жилищам. Наблюдая за жизнью людей, он освоил разговорный язык и даже научился читать, а затем попытался подружиться с людьми. Но они разбегались в ужасе — так он был огромен и безобразен. Осознав себя отверженным, «демон» опечалился и решил отомстить своему создателю. Случайно встретив младшего брата Франкенштейна, «демон» задушил его. Встретив Франкенштейна в горах, «демон» требует, чтобы тот сотворил для него подругу и покончил с невыносимым одиночеством варварского существования. «Демон» очень красноречив, и поначалу Франкенштейн соглашается. Однако позже он воображает себе, как парочка гигантских чудовищ поселится где-нибудь в джунглях Амазонки, начнет размножаться, и через несколько веков раса безобразных гигантов уничтожит человечество. Узнав, что его надеждам не суждено сбыться, «демон» окончательно разбушевался и убил лучшего друга и невесту Франкенштейна. Франкенштейн бросается за ним в погоню, они пересекают Европу, Сибирь и теряются на просторах Полярной шапки, где Франкенштейн и встречает Уолтона.
Впервые «Франкенштейн» был опубликован анонимно в 1818 году, затем ― в 1831 году уже под именем автора, причем в предисловии к роману Мэри Шелли рассказала об истории его создания.
Роман стал классикой, выдержал множество переизданий и давно переведен на все европейские языки. Еще при жизни Мэри была осуществлена постановка «Франкенштейна» на лондонской сцене. Позже Франкенштейн и его «демон» сделались героями многочисленных театральных постановок, кинофильмов, телесериалов и книг.
Почему же повесть, написанная жарким летом на женевском озере ради развлечения небольшой компании, оказала столь значительное влияние на европейскую культуру?
«Франкенштейн» и фантастика
Существует определение: «Фантастика — это жанр литературы, который описывает поведение обычных людей в фантастических обстоятельствах».
Если попытаться применить это определение к роману Мэри Шелли, то быстро выяснится, что «Франкенштейн» хромает на обе ноги.
Характеры, описанные юной Мэри, никак нельзя назвать обычными и даже реалистичными. Напротив, это, в лучших романтических традициях, лишь силуэты, закрашенные черной или белой краской. Виктор Франкенштейн то одержим манией познания и не задумывается о последствиях своих опытов, то, напротив, впадает в глубочайшее раскаяние, столь же однотонное и однообразное, как и мгновенно угасшая страсть к науке. Его друг Анри — любитель гуманитарных наук и молодой человек, приятный во всех отношениях, ― не имеет каких-либо живых черточек, придающих ему индивидуальность. Элизабет ― невеста Виктора, вечная женственность — добрая, милая, терпеливая и также практически лишенная индивидуальности. Пожалуй, единственный живой персонаж в повести — это сам «демон», несправедливо обиженное существо, мечтающее о ласке и сочувствии, но встречающее лишь омерзение и ужас. Эдакий «зверь лесной, чудо морское», не нашедший аленького цветочка. С «демоном» происходит метаморфоза, характерная, скорее, для жанра фэнтези, чем для научной фантастики, — когда сказочный персонаж появляется в реальном мире, он «обрастает» психологией и превращается из магического создания в человека «интересной судьбы» и сложного характера.
Что касается научной фантастики, то с ней в романе дело обстоит совсем плохо. Хотя Мэри начинала работу, вдохновленная рассказами об изысканиях натуралиста Эразма Дарвина (не путать с Чарлзом!), она, по всей видимости, даже не ознакомилась с естественнонаучной основой своих фантазий и не попыталась напрячь воображение, чтобы придумать хоть сколь-нибудь убедительное описание лаборатории и труда ученого. Абзацы, в которых Шелли пытается описать работу Виктора над созданием «демона» и его подруги, выглядят, мягко говоря, беспомощными.
«Я собирал кости в склепах; я кощунственной рукой вторгался в сокровеннейшие уголки человеческого тела. С мучительным волнением я собрал все необходимое, чтобы зажечь жизнь в бесчувственном создании, лежавшем у моих ног. Был час пополуночи; дождь уныло стучал в оконное стекло; свеча почти догорела; и вот при ее неверном свете я увидел, как открылись тусклые желтью глаза; существо начало дышать и судорожно подергиваться <...> , дрожа от гнева, разорвал на куски предмет, над которым трудился...» Вот и вся наука!
Возможно, более интересны с точки зрения фантастики главы, в которых «демон» пытается постичь человеческий язык, а затем культуру, социальные и политические законы, управляющие обществом. С точки зрения современного человека легко представить «демона» неким инопланетянином, который, скрываясь от глаз землян, изучает их поведение и надеется в будущем заслужить их дружбу и получить от них помощь. И все же автор сплошь и рядом приходит на помощь своему чудовищу, делая его необыкновенно сообразительным и памятливым. Однако эти главы романа, кажется, совершенно ускользнули от внимания кинематографистов. Никого не волнуют интеллектуальные упражнения Голема, его дело — душить маленьких мальчиков и блондинок.
Может быть, самое интересное место в романе — последние страницы, когда несчастный Виктор Франкенштейн уже закончил свой рассказ и мы возвращаемся на маленькое судно, затертое во льдах. На судне назревает бунт. Матросы отказываются продолжать самоубийственное путешествие и требуют от капитана, чтобы он при первой возможности повернул домой. Капитан и сам измучен донельзя, разуверился в мечтах и готов отступить. И тут Франкенштейн, только что каявшийся в своей пагубной страсти к науке и предостерегавший капитана от излишнего любопытства, внезапно обращается к восставшим матросам с такой речью: «Чего вы хотите? Чего вы требуете от вашего капитана? Неужели вас так легко отвратить от цели? Разве вы не называли эту экспедицию славной? А почему славной? Не потому, что путь ее обещал быть тихим и безбурным, как в южных морях, а именно потому, что он полон опасностей и страхов; потому что тут на каждом шагу вы должны испытывать свою стойкость и проявлять мужество; потому что здесь вас подстерегают опасности и смерть, а вы должны глядеть им в лицо и побеждать их. Вот почему это — славное и почетное предприятие. Вам предстояло завоевать славу благодетелей людского рода, ваши имена повторяли бы с благоговением, как имена смельчаков, не убоявшихся смерти ради чести и пользы человечества. А вы при первых признаках опасности, при первом же суровом испытании для вашего мужества отступаете и готовы прослыть за людей, у которых не хватило духу выносить стужу в опасности, — бедняги замерзли и захотели домой, к теплым очагам. К чему были тогда все сборы, к чему было забираться так далеко и подводить своего капитана? — проще было сразу признать себя трусами. Вам нужна твердость настоящих мужчин и даже больше того: стойкость и неколебимость утесов. Этот лед не так прочен, как могут быть ваши сердца, он тает; он не устоит перед вами, если вы так решите. Не возвращайтесь к вашим близким с клеймом позора. Возвращайтесь как герои, которые сражались и победили и не привыкли поворачиваться к врагу спиной».
Кажется, это ― единственный раз, когда насквозь схематичный Франкенштейн обретает жизнь и живой голос. И, возможно, это голос самого автора. Мэри могла сколько угодно осуждать «человеческие попытки подражать несравненным творениям Создателя», но ее талант, «смелый деятельный ум», жажда знаний и «неодолимое упорство» подсказали ей другое.
Конец романа трагичен. Франкенштейн умирает от истощения, и пробравшийся на корабль «демон» оплакивает его и себя.
«Никогда и ни в ком мне не найти сочувствия. Когда я впервые стал искать его, то ради того, чтобы разделить с другими любовь к добродетели, чувства любви и преданности, переполнявшие все мое существо. Теперь, когда добро стало для меня призраком, когда любовь и счастье обернулись ненавистью и горьким отчаянием, к чему мне искать сочувствия? Мне суждено страдать в одиночестве, покуда я жив; а когда умру, все будут клясть самую память обо мне. Когда-то я тешил себя мечтами о добродетели, о славе и счастье. Когда-то я тщетно надеялся встретить людей, которые простят мне мой внешний вид и полюбят за те добрые чувства, какие я проявлял. Я лелеял высокие помыслы о чести и самоотверженности. Теперь преступления низвели меня ниже худшего из зверей. Нет на свете вины, нет злобы, нет мук, которые могли бы сравниться с моими. Вспоминая страшный список моих злодеяний, я не могу поверить, что я — то самое существо, которое так восторженно поклонялось Красоте и Добру. Однако это так; падший ангел становится злобным дьяволом. Но даже враг Бога и людей в своем падении имел друзей и спутников, и только я одинок».
Мне кажется, здесь мы снова слышим голос Мэри Шелли. Отец старался сделать ее «философом и даже циником», приучал пристально следить за тем, чтобы «свойственные ей понятия и привычки» не нарушили спокойствия окружающих. И одновременно Мэри постоянно чувствовала в себе и в своем муже присутствие таланта, дара, некой могучей силы, которая являлась, не спрашивая, и без всякого сострадания разрушала налаженную жизнь, заставляла страдать родных и друзей ― и все это ради поклонения «Красоте и Добру». Ведь недаром имя «демон», которым Мэри Шелли нарекла несчастное создание Виктора Франкенштейна, означает не только духа зла, но и воплощение человеческого дарования и судьбы, каким был, к примеру, знаменитый «демон Сократа».
Но поскольку демон на сей раз пришел к женщине, его явление было поистине страшным. Вероятно, Мэри Шелли воспринимала свой талант как нечто огромное, неудобное, неуместное в светских гостиных, в которых проводили жизнь англичанки XIX века. И таким образом «Франкенштейн» действительно стал воплощением тайных страхов автора, его попыткой оправдаться и мольбой о прощении. Она сама была чудовищной аномалией, скрывающейся от людей под маской очаровательной леди. Она была женщиной-фантастом. Первой женщиной-фантастом. И ни на кого не похожей.
@темы: интересности
-
-
15.09.2012 в 17:52О фильмах жанра хоррор есть интерсный цикл у Марка Гэтисса.
Жаль, что перевода на русский нету....